Posted 21 июня 2020,, 08:15

Published 21 июня 2020,, 08:15

Modified 17 августа 2022,, 09:08

Updated 17 августа 2022,, 09:08

Эпидемия какая-то: психиатр — про наплыв душевнобольных в Приморье и демонизацию

21 июня 2020, 08:15
Стандартная серая «гостинка» на Некрасовской,50 во Владивостоке. Часть цокольного и первого этажей здесь занимает городской психоневрологический диспансер. Место, которое хорошо знакомо большинству жителей города — здесь можно получить справки на вождение, для устройства на работу, для получения оружия и многое другое.
Сюжет
Врачи

Параллельно здесь ведут прием клинические психологи, оказывающие помощь нуждающимся.

«В пандемию пациентов стало больше, но здесь у нас только те, кто способен критически воспринимать себя и оценивать свое состояние», — отмечают профессионалы. Оговорка про критическое состояние не случайна: ровно до тех пор, пока человек соотносит себя с миром и отслеживает свое место в нем, стационарная помощь ему не нужна.

«У нас каждый год проходит 100 тысяч человек в среднем. Но это показатели для двух городов — Владивостока и Находки. Конечно, большая часть пациентов приходится на столицу Приморья. В день через диспансер проходят порядка 250 -300 человек. Это очень большой трафик», — говорит главный врач Приморской краевой психиатрической больницы Максим Артамонов.

Всего под наблюдением у врачей находятся порядка 15 тысяч приморцев. Общая цифра так или иначе остается примерно на одном и том же уровне: примерно полторы тысяч добавляется, но при этом приблизительно столько же с учета снимается. Впрочем, пандемия коронавируса внесла коррективы в стабильное течение.

«У нас действительно стал больше поток людей. Просто эпидемия какая-то» — констатирует Максим Артамонов.

Причина проста, отмечают профессионалы. Нестабильная ситуация, к которой многие люди оказались не готовы, и отсутствие уверенности в завтрашнем дней стали, своего рода, триггерами для обострения психологических проблем.

Длинные коридоры гостинки выкрашены светлой краской. Проходы не широкие, разойтись двоим людям здесь сложно.

«Да, помещение не приспособлено для поликлиники нашего профиля. У нас должны быть разграничены потоки: здоровые люди, условно, одна дверь, те, кому нужна помощь — другая. Здесь все же вход один. Да, мы „развели“ потоки по этажам: на первом у нас идет прием всех, кому нужны справки, на второй проходят те, кто получает амбулаторную помощь. У нас даже регистратуры разные», — показывает свою «кухню» главврач.

В диспансере спокойно: пациенты стоят в очереди к врачам, проходят обследование, мирно общаются друг с другом, обсуждая житейские вопросы.

«У нас никто со скамейками не бегает, на людей не бросается», — смеется главврач.

На Некрасовской оказывают амбулаторную помощь. То есть, ту, которая не требует стационарного лечения. Есть такая категория пациентов, рассказывают врачи-психиатры, у которых есть расстройства, но с ними они могут работать, находится в семье, общаться с людьми.

«По ним даже и не заподозришь, что есть какие-то проблемы. У людей есть те нарушения, которых мешают им жить, но они хотят избавиться от заболеваний. То есть, сохраняется критическое отношение к себе. В стационар попадают те люди, у которых отсутствует критика к себе, есть эмоциональная недокомпенсация или перевозбуждение. И они могут нанести вред себе или окружающим. Вот только такие получают направление в стационар», — объясняет тонкости Максим Артамонов.

Главврач подчеркивает: то, что человек состоит на учете даже в диспансере — строжайшая тайна. Никто никогда не узнает ни данных пациентов, ни их диагнозы. Единственные органы, кому врачи обязаны отчитываться — это Следственный комитет, дознаватели и судьи. Да и то, только после официального запроса.

«Здесь ещё важно понимать то, что в отношении душевнобольных людей российское законодательство настроено либерально. Никто принудительно не может отправить человека на лечение в случае, если нет его добровольного согласия, либо решения суда. Общество не может изолировать душевнобольного от себя по принципу „хочу“ или „боюсь“. Есть только два варианта: либо душевнобольной человек не имеет социальных связей и не может себя обслуживать сам. Или он представляет опасность для окружающих. Но и тут всё не так просто: если он реально опасен, но отказывается от госпитализации, мы обращаемся в суд. И там уже принимают окончательное решение», — говорит Максим Артамонов.

Система амбулаторной помощи в психиатрии сохранилась только в России и в Пакистане. Во всех остальных странах врачи подобного профиля работают в эквивалентах российских поликлиник. Однако даже западные коллеги признают, что в России — помощь больным эффективнее.

«За границей пациентов практически не лечат, на него смотрят на некое допустимое явление в демократическом обществе. Допуская, что ну может быть таким человек», — говорит Максим Артамонов.

До сих пор в России крайне настороженно относятся к психиатрии, демонизируя отрасль. Мифы о том, что с приема врача-психиатра сразу можно оказаться на больничной койке, до сих пор живучи. Хотя, как говорят сами врачи, такие ситуации крайне легки и если состояние человека подозрений не вызывает никто насильно его в клинику отправлять не будет.

«У нас нет какого-то порядка вопросов, на которые человек должен ответить. Более того, в психиатрии важно даже не то, что человек говорит, а как. Это общий комплекс: как зашел, как настроен, как реагирует на вопросы. Нет единого шаблона „здоровой психики“. Но вот то, что придя за справкой на вождение, сразу уезжаешь в больницу — миф. Если у нас возникают сомнения, то да, мы имеем право отравить на расширенную комиссию и затребовать больше сведений, вот и все», — рассказывает Максим Артамонов.

До сих пор в обществе есть стереотипы о психиатрии. Например, что расстройства необратимы или о том, что есть некая сезонность обострений. С развитием современной фармакологии оба утверждения стали не более чем мифом. В частности, понятия весеннее, или осеннее обострения были актуальны около 20-30 лет назад. И были связаны с тем, что препараты, которые использовали для лечение, обеспечивали короткий срок ремиссии. Всего около трёх-четырёх месяцев. То есть, человек попадал в психиатрическую больницу, получал лечение на протяжении двух-трёх месяцев. А потом его отпускали домой. Но через три месяца он возвращался снова в медицинское учреждение. Вот и получались такие периоды обострения.

На сегодняшний день это уже не имеет никакого значения в связи с развитием фармакологии. В психиатрии применяются качественные препараты. Их эффективность выше тех, что были ранее. И, если душевнобольной человек соблюдает режим их приёма, болезнь может годами «не напоминать» о себе. А уже бывший пациент может спокойно работать. И окружающие даже не будут подозревать, что у него есть какие-то психические расстройства.

«Действительно, некая дискредитация образа психиатра есть и сохраняется она еще с 19 века. Имею в виду полутюремный дух психбольниц, зачастую церберские методы работы медперсонала, унижающие достоинство человека. Между тем сегодня достижения психиатрии и фармакологии потрясающие. Современная психиатрия располагает средствами, которые помогают при самых тяжелых расстройствах. Даже при шизофрении до 15% пациентов после адекватного лечения могут забыть о том, что когда-то болели», — отмечает главврач краевой психиатрической больницы.

Расстройство психики уже давно не преграда для полноценной жизни, а диспансер — далеко не страшное медицинское заведение, где врачи только и ждут, кого бы поставить на учет и как бы выявить проблемы. Нужно ли регулярно посещать психиатра? Все врачи солидарны в одном: если нет мешающих проблем, то не надо. Психиатрия — это такая же область медицины, как хирургия, гинекология, онкология. Никто же не говорит, что терапевты обязаны контролировать появление простуд: люди просто обращаются к врачу, когда проблема возникает. Равно как приходят за помощью к хирургу. Принцип везде един: есть проблема, врачи ее решают, помогая пациенту вернутся к обычной жизни.