Posted 30 июля 2016,, 01:15

Published 30 июля 2016,, 01:15

Modified 17 сентября 2022,, 10:31

Updated 17 сентября 2022,, 10:31

Для Приморского бюро судмедэкспертизы переезд - знаковое событие

30 июля 2016, 01:15
Начальник учреждения Александра Голубева рассказала о работе с живыми и мёртвыми

Судебно-медицинский эксперт – наверное, одна из самых растиражированных телевидением профессий. Мифические "спецы", способные на глаз определить время смерти, конечно, существуют только на экране. В жизни эта работа куда менее романтична, и проблем в сфере судмедэкспертизы хватает. Беспрерывные реформы медицины и даже очереди за трупами – всё это составляет реалии Приморского бюро судмедэкспертизы. Об этом корреспонденту РИА "Восток-Медиа" рассказала начальник учреждения – Александра Голубева.

- Александра Владимировна, к нам несколько раз обращались читатели, которые сообщали о том, что после смерти родственников им пришлось стоять в настоящих очередях, ожидая вскрытия трупа. Иногда это растягивалось на несколько дней. Речь идёт не о криминальных, а о самых обыкновенных случаях. Не могли бы вы объяснить, почему так происходит?

- Начну издалека. По закону, перед регистрацией факта смерти в загсе необходимо получить медицинское свидетельство о смерти. Оформить этот документ могут в лечебно-профилактическом учреждении, в патологоанатомическом бюро и, конечно, в бюро судебно-медицинской экспертизы. В случае, когда человек наблюдался в поликлинике с тяжёлым хроническим заболеванием, когда все понимают, от чего он умер – то по закону можно оформить медицинское свидетельство о смерти, не прибегая к вскрытию. Но в последнее время по какой-то причине поликлиники ушли от этой практики – там какая-то проблема с оплатой таких случаев из фонда медицинского страхования. Поэтому врачи зачастую лукавят, не выдают свидетельство, а перебрасывают работу на судмедэкспертов.

- Именно из-за этого и возникают очереди?

- Конечно. Наши прямые обязанности - помогать судебно-следственным органам. Наш профиль – это погибшие с признаками насильственной смерти или когда причина смерти неочевидна. Также судебно-медицинские эксперты производят обследования пострадавших от различных травм или изнасилований. А это уже непрофильная работа. В результате люди вынуждены ожидать проведения исследования трупа в течение нескольких дней. В первую очередь мы работаем с трупами, которые направлены следователями и имеют признаки насильственной смерти, а потом уже – со всеми остальными. А "криминальные" трупы доставляются в судебно-медицинский морг каждый день.

У нас из-за сложившейся ситуации абсолютно поменялась статистика. Если брать, например, середину 90-х, то соотношение трупов с насильственной и ненасильственной смертью было примерно 75 % на 25 %. Сейчас же так называемых криминальных трупов – всего 28 % от общего числа. И такая ситуация по всей стране.

- Получается этакий конфликт между медициной и правоохранительной системой. А всё же, к какой из этих сфер принадлежит судмедэксперт?

- Мы относимся к здравоохранению, но решаем, прежде всего, проблемы судебно-следственных органов. Наверное, можно сказать, что опосредованно мы отвечаем за качество оказания медпомощи в целом – например, выявляем какие-то недостатки в лечении или указываем на какие-то моменты. Но, по сути, медицине мы не особо нужны. Главная цель нашего здравоохранения – лечить людей, спасать жизни, заниматься профилактикой. Трупы – уже постольку-поскольку. Но в то же время это необходимая мера – мы не можем принадлежать к силовым ведомствам, так как в этом случае эксперты потеряют независимость. Нас же специально и отдали в своё время здравоохранению, чтобы на нас не могли оказывать давление.

- А если говорить о каких-то положительных тенденциях – что хорошего произошло в приморской судмедэкспертизе за последнее время?

- В конце прошлого года у нас наконец появилось своё здание – новый корпус. Это действительно знаковое событие. С 1920-х годов, как работает судмедэкспертиза в Приморье, у службы никогда не было своего помещения. При этом переезд происходит без отрыва от работы – мы просто не можем себе позволить закрыться на какое-то время. Поэтому наши сотрудники занимаются переездом и одновременно - работают.

- Как обстоят дела с оборудованием?

- Благодаря усилиям администрации Приморского края, при поддержке приморской прокуратуры, Следственного комитета у нас появилось новое, очень дорогостоящее оборудование для молекулярно-генетического отделения. Это зарубежные современные аппараты. Они ускоряют работу, делают её более точной. Мы и раньше проводили тесты на отцовство, идентификацию личности по ДНК – но до последнего времени это делалось, по сути, вручную. В то же время использование такого оборудования приводит к удорожанию экспертизы. Надо понимать, что те же реактивы для оборудования закупаются в евро. Во всём остальном мире ситуация противоположная – там дорого стоит именно ручной труд. В той же Европе вскрытие трупа – это очень дорогостоящая процедура, настоящее действо. Его проводит профессор, с ассистентом. Чтобы интерну туда попасть – нужно очень постараться. У нас интерны во время практики зачастую сами проводят вскрытия. Я, например, общалась в своё время с одним французом. Он меня спросил – сколько трупов в год у вас вскрывает специалист? У нас тогда по ставке было - 100 трупов. Ну, я ему так и сказала, не стала уточнять, что на одну ставку у нас никто не работает, и так далее. Он удивился, сказал: "Вау! А кто за это платит?" Я ответила, что государство. После этого француз сказал, что у нас очень богатая страна.

- А действительно, как у вас обстоит дело с финансированием?

- Приморье - дотационный регион, и, соответственно, финансирование медицины оставляет желать лучшего. Я периодически анализирую ситуацию по всему Дальневосточному округу – так вот, Приморье находится где-то посередине. Хуже нас – Амурская область, Еврейская автономная область. Лучше – на Камчатке и Сахалине. Вообще, бюро судебно-медицинской экспертизы - одно из немногих в Приморье медицинских учреждений, которые финансируются только из краевого бюджета. В основном у нас медицинские учреждения получают деньги через фонд обязательного медстрахования, но мы с ним не работаем. Если в поликлиниках, больницах от количества и качества работы зависит размер получаемых денег, то у нас не так. Край просто выделяет конкретную сумму, и то, как мы работаем, на неё не влияет.

- При этом работа у вас довольно непростая – далеко не каждый человек сможет работать с трупами. Удаётся ли как-то заманивать к себе молодых специалистов?

- Конечно, работа тяжёлая. С одной стороны, тяжело морально – это работа с трупами, частями тел, и так далее. Да и с живыми тоже непросто - к нам приходят люди, которых избили, изнасиловали. Они и так попали в трудную ситуацию. А врач-судмедэксперт их просит – расскажите, что случилось, хотя они уже всё неоднократно объясняли в полиции. И зачастую этот негатив выплёскивается на врача. Плюс ко всему, нужно знать всю медицину – не так глубоко, как узкие специалисты, но тем не менее. Дело в том, что когда ты идёшь на вскрытие, ты не знаешь, что там обнаружишь. Ты не знаешь ничего. Чтобы выяснить причину смерти, нужны обширные познания. Но тем не менее в этом году мы ожидаем 6 молодых специалистов – это четыре девушки и два парня. В следующем году к нам придёт ещё два выпускника интернатуры. А вот в 2018 году будет серьёзный провал – к нам никто не придёт. Да и не только к нам.

- Почему?

- Дело в том, что в России отменяют интернатуру и остаётся только ординатура, которая длится от двух до пяти лет. По нашей специальности – два года. При этом обучение очное, с отрывом от производства: ординаторы не имеют права работать и должны жить на стипендию. Это 7-8 тысяч. Надо понимать, что до этого люди уже отучатся 6 лет. То есть если студент поступит в вуз в 18, то к началу ординатуры ему уже будет 24 года. И потом – ещё от 2 до 5 лет ему жить только на стипендию. У многих к этому времени есть семьи, дети. Ладно, девушки – они могут удачно выйти замуж, а если парень?

К тому же у нас Министерство здравоохранения хочет, чтобы все бюджетники после окончания 6-го курса обязательно уходили в практическое здравоохранение на три года. То есть работали педиатрами, терапевтами, врачами общей практики. Пока это только обсуждается, но если такой порядок действительно введут – на мой взгляд, начнётся катастрофа. Представьте – выпускник три года отработал в поликлинике и захотел стать узкоспециализированным врачом, например, кардиохирургом. Ему уже 27 лет, и до 32 лет он будет вынужден жить на стипендию. В итоге – начнётся ещё большая нехватка узких специалистов, чем сейчас. Конечно, платных студентов это не коснётся, но в масштабах страны это – единицы. Хочется надеяться, до этого не дойдёт.

"