Предлагаем его мнение о том, как личное общение учителя и ученика формирует человека и гражданина.
Образование, школьное или вузовское, вовсе не является «приобретением компетенции», что бы по этому поводу ни думали в Минобре, АСИ, ВШЭ и прочих стратегических штабах образовательных реформ. Модель образования как получения заданного набора компетенции является порождением теории, согласно которой человек — эдакий конструктор «лего». И личность можно собирать из разных элементов, что-то добавлять или убавлять, и вообще конфигурировать по своему желанию.
На мой взгляд, модель образования как набора компетенции является порождением той же идеологемы, что и концепция свободного гендера, когда декларируется, что человек волен по своему желанию решать какого он пола. Последнюю идею наше общество жестко не приемлет, но зато почти согласилось с образовательной моделью, выстроенной в той же «постчеловеческой» парадигме.
Образование (школьное и университетское) это сложный педагогический процесс целенаправленного развития человеческой души. Например, нельзя просто дать человеку знания по математике! Для этого нужно развить его способность к оперированию абстрактными понятиями, научить достаточно длительное время концентрировать свое внимание на избранной, далеко не всегда интересной задаче и много чему еще. И поскольку вот такое образование является процессом, производимым с душой ученика, то и осуществляться он может только другим человеком, обладающим достаточной зрелостью и способностями.
Задумайтесь: случайно ли во многих человеческих культурах связь, возникающая между учителем и учеником, почитается почти или столь же священной, как связь между родителем и его ребенком?! А ведь есть такие культуры, где связь учителя и ученика рассматривается как более важная, чем любые родственные узы.
Например, у некоего человека есть теоретические представления о том, как надо петь. Он пытается петь, но беда в том, что он сам свой голос слышит совсем не так, как публика. Для того, чтобы его пение стало благозвучным, ему нужно научиться координировать свои действия и ощущения с предварительно полученными понятиями. Причем, сам он этого сделать не может — нужен педагог, человек, который сможет поправлять ошибки, у которого уже правильным образом скоординированы чувственные ощущения и теоретические представления о пении. При этом помимо умения петь, желательно, чтобы этот человек еще и умел учить пению — то есть видеть и исправлять ошибки ученика, причем не какие-то ошибки вообще, а умел понимать, в чем и почему ошибся именно этот ученик.
Довольно свежие исследования профессора Иллинойского университета Нормы Пресмег показывают: «чтобы добиваться результата, преподаватели подстраиваются под разных учеников. И чаще всего это происходит на интуитивном уровне. Важнее всего понять, почему учащийся дает тот или иной ответ на задачу, — ответ может быть неправильным, но только преподаватель может определить причину неверного ответа. Есть трудноуловимые связи между людьми, вряд ли в ближайшие 20 лет компьютеры смогут их воспроизвести».
И здесь мы переходим ко второму вопросу. Что мы имеем ввиду говоря «онлайн-курс», «дистанционные уроки» и тому подобное?
Есть уже довольно развитый формат дистанционного образования типа Coursera и т. п., где обучающийся отсматривает видеоуроки, выполняет задания, которые порой проходят проверку не экспертов, а других учеников) и т. д. Такой формат позволяет охватить огромные аудитории. Но, конечно, ни о какой индивидуальной работе учителя с учеником здесь речи не идет. Тем более нет никакой подстройки преподавателя под ученика, выявления индивидуальных причин и особенностей ошибок и успехов, о которых говорит Норма Пресмег.
Сторонники онлайн-образования чаще всего указывают на другой формат, когда учитель и ученики одновременно сидят перед своими компьютерами и находятся в «живом» общении, опосредованном только техникой передачи звука и видео.
Казалось бы, здесь нет никакой разницы с классическим лекционными занятиями или классно-урочной системой. Однако произошедший в связи с эпидемией массовый переход на онлайн-коммуникацию показал, что есть эта разница и большая. Исследования ряда ученых таких как Марисса Шаффлер и Джанпьеро Петрильери доказали, что онлайн-общение требует больше внимания, поскольку без реального контакта нам сложнее считывать невербальные сигналы собеседников. Из-за этого многие люди неосознанно начинают воспринимать собеседника как недостаточно вовлеченного в беседу — это сказывается на эмоциональном состоянии, что приводит к росту психического напряжения и более быстрому утомлению.
И я полагаю, что дело здесь связано с глубинными свойствами человеческой природы. В конце концов именно в общении с другими людьми в ребенке формируются человеческие черты. Известный факт: котенок в окружении людей вырастает нормальным, в целом, котом, но ребенок в окружении животных никогда не станет полноценным человеком.
Таким образом, наши структуры коммуникации с другими людьми начинают формироваться еще в младенчестве… И не просто формироваться, но и формировать нас самих! Поэтому отнюдь не случайно, что глубинные изменения, которые предполагает настоящее качественное образование, требуют непосредственного личного участия учителя и ученика… Столь же непосредственного, какое было в детстве.
И еще нельзя забывать, что в образовании ученику волей-неволей (особенно на первых порах) приходится многое из сказанного учителем принимать на веру. А значить перед нами встает фундаментальный вопрос человеческого доверия. Просто посмотрите на бизнесменов: никакие соображения экономии средств и развитые технологии до сих пор не убедили их отказаться от практики личных встреч перед подписанием важных контрактов… Почему же кое-кто хочет лишить личных встреч наших детей с их учителями?!
К сожалению, тут все просто и вполне в духе современного капитализма. Непосредственное человеческое общение, контакт с учителем, тренером, преподавателем превращаются в предмет роскоши. По крайней мере так утверждает автор статьи в «Нью-Йорк Таймс» Нэлли Боулз.
Она убедительно показывает, что дело стремительно идет к тому, что очное образование с живыми учителями, тренировки с реальными тренерами — все это будет становиться доступным лишь элите, говоря языком российских реформаторов 90х — «экономически эффективному населению». Для детей остальных родителей останется онлайн-обучение… Так же как многим в российской глубинке уже давно мир, да и родная страна доступны лишь через экран телевизора…
Недавно дискутировал с одним молодым сторонником онлайн-образования. Я спросил, его почему, если, по его мнению, при наличии хорошей техники онлайн-урок ничем не отличается от настоящего… почему же он при наличии не менее прекрасной аудио и видеотехники все же ходит в оперу, в театр и т. п.? Он сказал, что там важна «атмосфера»… Но любой, причастный благородному делу учительства и преподавания, скажет, что атмосфера в классе или на лекции важна не менее!
Означает ли все сказанное что следует ополчиться против онлайн-образования? Вовсе нет! Онлайн курсы хороших преподавателей — замечательная вещь. Но только как дополнение к живым урокам. Я даже думаю, что вполне можно получить в дистанционном режиме второе высшее образование. Но только при условии, что у вас уже есть хорошее первое, полученное очно. Прекрасно годится онлайн-образование в ситуации, когда вам нужно по-быстрому и без отрыва от основной работы «прокачать» какие-то нужные для дела дополнительные (!) компетенции. Но если речь идет об образовании, если мы только воспитываем будущего гражданина или специалиста (неважно — медика, историка или инженера) — тогда необходимо живое участие учителя, непосредственное общение с преподавателем. Иначе мы получим поколение «онлайн-граждан».