Удивительные натюрморты у известной приморской художницы Марины Пихтовниковой: в них чувствуется не только красота цветов, листьев, растений, которые вдохновили мастера, но и настроение самой художницы, та огромная любовь к миру, которой полна её душа. Убедиться в этом может каждый, кто побывает на выставке. И как в экспозиции яркие, чувственные, полные огня натюрморты Марины оттеняют и подчёркивают нежные, величавые пейзажи Евгения, так и в жизни — супруги гармонично дополняют друг друга. И потому рассказ о Марине просто невозможен без рассказа о Евгении и его реплик в ходе беседы…
— В художественную школу меня отвела мама, — рассказывает Марина Пихтовникова. — Она когда-то сама хотела стать художником. Учиться мне нравилось.
— И вы решили связать свою жизнь с творчеством, с живописью?
— Все так словно само собой складывалось. Жили мы в Магадане. И именно в тот год, когда я окончила художественную школу и 8 классов, в городе в местном училище искусств открыли оформительское отделение. И вот я пришла домой и сказала: «Родители, я иду учиться в училище!». Дома был скандал! Я в школе шла на золотую медаль, родители — весьма известные в городе люди, папа, заслуженный строитель, всю жизнь мечтал, что я буду архитектором, и вдруг — какое-то училище! Молнии и громы были! Но всё равно я поступила, удалось убедить папу, что художественное училище — это не просто ПТУ, что после училища я прямо сразу пойду в архитектурный… Училась я с удовольствием, а после училища отправилась во Владивосток в Дальневосточный институт искусств. Приехала, такая вся звезда. И не поступила.
— И что же вы делали?
— Уехала в Хабаровск, работала там художником-оформителем на заводе «Амуркабель». А через год всё же поступила в институт.
А в институте Марину уже ждала судьба — будущий муж. Евгений Пихтовников, сын художника, с младых ногтей знавший, что такое мастерская, кисти, краски… Он сам себя записал в художественную школу, когда учился в 4-м классе. И его приняли. Потом семья переехала в Уссурийск, Евгений окончил Владивостокское художественное училище, поступил в институт — и ушёл в армию. А вернулся как раз на тот курс, куда попала и Марина.
— Кто кого первым заприметил?
— У нас как раз пленэр был, — говорит Марина Пихтовникова. — В Безверхово. Он появился такой модный… И — что я сразу отметила — очень аккуратный и пунктуальный. Мама моя вспоминала, как приехала ко мне на пленэр и увидела Женю — он был в выбеленной форме-«афганке» и так на нашем фоне шикарно выглядел — с кудрями, с белоснежной улыбкой… Маму с первого взгляда покорил.
— Вы поженились после института?
— Нет, на 3-м курсе, когда завершали учёбу. Это был 1991 год. Женя за мной два года ухаживал… Так всё и сложилось.
А Евгений вспоминает, что сразу же заинтересовался красивой яркой девушкой — и был очень упорным в ухаживаниях.
— Вы ещё в процессе учёбы поняли, что ваш жанр — натюрморт?
— В общем да. Где-то, возможно, на мой выбор повлиял отец Жени, потому что он всегда говорил: не надо распыляться. Я к этим словам прислушалась… Но конечно, нельзя сказать, что я прямо сразу отбросила все другие жанры. Мы с Женей начинали в лихие 90-е, когда зарабатывать приходилось тем, на что был спрос. Я и дизайном занималась, например… Да и к тому же натура для натюрморта — она ведь по сути всегда под рукой. Женя ездил по краю, писал пейзажи, а у меня был на руках малыш, сын, я работала в мастерской… Мы и сегодня так — Женя больше трёх месяцев подряд в мастерской сидеть не может, начинает киснуть, ему надо на природу. Как только в марте весна заявляет свои права — он уже в пути. А мои цветы и травы всегда рядом.
Евгений дополняет: в 90-е во Владивостоке в моде был авангард, нечто выходящее за рамки. А в тихом Уссурийске, куда уехала жить и работать молодая семья художников Пихтовниковых, царили немного другие настроения. «Мы там себя нашли, этот город стал родным, он наставил нас на путь истинный! — говорит Евгений. — Возможно, во Владивостоке мы бы попали под влияние мэтров, а там — искали своё».
— В Уссурийске вы пережили самые сложные годы — «лихие 90-е»?
— Да. Я дизайнером работала, Женя тоже за разные работы брался, за рекламные заказы… А потом я пошла работать в Уссурийский пединститут. Удивительная была история! Решили там создать специальность «Учитель ИЗО». Пригласили меня на работу. Было это в мае. Дали кабинет, выделили средства и сказали: ну давай, в сентябре уже занятия начнутся, организовывай… Вот и пришлось. Мы с Женей, его отцом и мольберты сами закупали, да всё на свете. Но в сентябре приняли студентов, как положено. Специальность, кстати, просуществовала 17 лет, научила меня быть учителем, если так можно сказать. Я и во Владивостоке сегодня преподаю — в художественном колледже.
— Вам нравится преподавать?
— В общем да. С большой благодарностью вспоминаю своих самых первых студентов, какое рвение — осознанное рвение — к учёбе у них было!
Если есть отдача, взаимосвязь, если ты видишь, что тебя слушают, то преподавать легко, хочется учить. А если у студента пустой взгляд…
— Марина, а вы букеты для своих натюрмортов где берёте?
— Евгений дарит. Иногда. А потом… Мы же столько лет жили в Уссурийске, там много частного сектора, бабушки выходят на обочину торговать цветами. А мамы — моя и Жени — учительницы, они в одной школе работали. О, для меня 1 сентября — самый главный праздник! Сколько букетов, какие комбинации интересные можно сделать! Понимаете, в моих натюрмортах нет пафосных цветов, всё простое, то, что растёт у нас в огородах и в лесу…
— А бывает так, что вы едете с Евгением из Владивостока в Уссурийск или обратно, и вдруг Евгения какой-то пейзаж очаровывает или вам цветущее дерево вдруг понравилось?
— А то! — хохочет Марина. — Он тут же останавливается, впитывает, щёлкает фотоаппаратом, тут же жалуясь, что он ничего не передаёт… А бывает, и я прошу остановиться: «Смотри, какой букет бабушка продаёт!».
«Ну да, — смеётся Евгений, — а ещё бывает, что она кричит: „Ой, смотри, сирень какая шикарная и вроде ничья, давай наломаем!“ По трассе едем в Андреевку, цветы обязательно собираем».
— И ваши работы такие сочные, яркие, из них чувства просто наружу рвутся, кипит в них всё… Это ваша натура такая?
— Наверное. В жизни я чуть спокойнее, а буйную натуру на холстах выражаю.
— Вы сами себе критик? Интересует вас мнение коллег о ваших работах?
— Дважды «да». И сама себе я критик, и к мнению коллег прислушиваюсь. Но для меня прежде всего важно, чтобы я уважала этого коллегу как человека и художника. Вообще я в целом спокойно отношусь к критике.
— А мнение Евгения имеет значение?
— Первостепенное. Но иногда в процессе работы он меня сбивает. Мы же в одной мастерской, что в Уссурийске, что здесь, во Владивостоке, работаем. Уже 25 лет… И бывает, что у него своё видение, а у меня своё — и тогда мы спорим.
— Сложно в одной мастерской уживаться?
— Сложно. Мы смеёмся иногда, что никогда не разлучаемся: из дома идём в мастерскую работать — и снова вместе. Иногда это непросто.
Но когда мы были начинающими художниками, ещё искали свою манеру, росли, тогда совместная мастерская нам даже помогала, из наших споров рождалась истина.
Евгений дополняет: «Уживаться мы привыкли. Но иногда присутствие другого человека — даже самого родного — мешает сосредоточиться».
— А вы разделяете работу и семью?
— Ой, наверное, нет, — смеётся Марина. — Всё так переплетено и связано… Мы всегда друг друга поддерживали. На то и семья.
А Евгений говорит: «Марина всегда даёт мне понять, что я — лидер в семье и принимаю решения. Но на самом деле я — голова, а она — шея, и всем управляет. Но ласково, она же умница.
— Марина, художников принято представлять такими эксцентричными людьми, в вашем случае это справедливо?
— Мы с Женей — интроверты, люди в себе. Привлекать внимание внешними проявлениями нет желания. Мы говорим о себе работами.
— Что главное в вашем семейном и творческом дуэте?
— А можно я отвечу? — вмешивается Евгений Пихтовников. — Доверие — вот что главное. Я Марине на все сто процентов доверяю. И в жизни семьи, и в работе художника.
— Да, Женя прав, — улыбается Марина. — А я ещё добавлю, что очень важно, когда у тебя прикрыты тылы. Именно за это я очень благодарна Жене.