«Эх, на рыбалку бы» — сказал солист: артисты Мариинского театра о профессии и о себе

«Восток-Медиа» представляет проект «Балетные тоже люди». Это серия интервью с ведущими солистами балетной труппы Приморской сцены Мариинского театра. Поговорим о стереотипах про балетных, о спектаклях и травмах, о жизни в театре и за его пределами…

Сегодня наш герой — Сергей Аманбаев, солист Приморской сцены Мариинского театра

Жизнь на 180 градусов

— Как вы попали в балет?

— Случайно. Мне было 13 лет, летние каникулы проводил у бабушки в селе. Как раз в это время директор Башкирского хореографического училища проводил набор детей — и лично ездил по Башкирии, посёлам и городам — искал одарённых ребят. Оказался в селе, где был я. Предложили участвовать в просмотре.

В то время был популярен для нас новый и необычный стиль брейк-данс, пробовал, ходил смотреть на старших ребят в танцевальный кружок, потом повторял что-то из увиденного. Вообще был пластичным, гибким, сам сумел сесть на шпагат. В общем, посмотрел на меня директор училища и задал вопрос: «Хочешь поехать в хореографическое училище?».

Скажу честно, не понял, что такое «хореографическое». А вот слово «училище» мне понравилось. Подумал, что это что-то явно покруче школы. И сказал — да.

— И вот вы приехали в Уфу и поняли, что всё это — учёба, балет — не на один год…

— Да. Когда увидел ребят в балетной форме — майка и лосины, немного испугался, всё это было чуждо, непривычно, непонятно. Две недели плакал в подушку, хотел обратно… Но… немного погодя, просто забыл, кем я был раньше, с кем дружил, как жил. Серьёзно. Мир, в который попал — увлёк, стало интересно учиться хореографии, и свои слёзы я забыл…

Единственное, о чём из прошлой жизни не забывал, — так это хоккей. Был вратарём, очень любил этот спорт, на каникулах всегда играл. До тех пор, пока вопрос не встал ребром: или — или. В хоккее нагрузка такая, что мышцы растут, а в балете чересчур объёмные мышцы — это неправильно. И я выбрал балет. Окончательно решив связать с ним свою жизнь. И было мне 14 лет.

Поскольку поступил в училище в 13 лет, а это поздновато, через год руководство решило перевести на курс выше, к ровесникам. И там нагрузка была уже намного серьёзнее. Мало того, надо было освоить программу того года, который я перескочил, словом, было тяжело. Дальше стал видеть, какой результат получается в итоге; кроме того, начал читать книги о балете, о великих танцовщиках — Рудольфе Нурееве, например. Всё это собралось в голове воедино и я понял: да, хочу быть артистом балета, балет — это моё.

— Нагрузки вас не смущали?

— Нисколько. Чем было сложнее, тем интереснее. Не у многих так, наверное, но колоссальная физическая сложность (а в третьем классе в балете начинается новая ступень — когда все комбинации мы выполняем уже, стоя не на полной стопе, а на полупальцах) меня только подхлёстывала, хотелось большего и большего. Мне очень повезло с педагогами — они были выпускницами академии имени Вагановой и сумели по-настоящему влюбить меня в балет.

— А как к вашему решению навсегда связать жизнь с балетом отнеслась ваша семья?

— Понимаете… В 13 лет я потерял маму, вскоре из жизни ушёл отчим, который заменил мне отца… Я отвечал за себя сам. И училище, скажу вам честно, спасло меня от тех проблем, от сомнительного пути, по которому мог в начале нулевых пойти 13-летней подросток, оставшийся без родителей, кучкующийся в уличных компаниях… Вы же помните, какое то было время… Я потом встречал многих знакомых — и у всех жизнь сложилась очень непросто.

Спасибо моим преподавателям, которые понимали, в какой жизненной ситуации я нахожусь, помогали. Я очень им за это благодарен.

— То есть то, что вы попали в училище, кардинально сменило направление вашей жизни?

— На 180 градусов. И я очень рад.

— С раннего возраста за свою учёбу, свои успехи вы отвечали сам…

— В целом да. Не скажу, что я был такой суперответственный подросток… Да, где-то себя заставлял, а где-то позволял себе и пофилонить. Тем более, что многое в учёбе хорошо получалось и казалось — ну можно и не напрягаться. Повторю — мне очень помогали воспитатели в училище, педагоги.

— Вы назвали бы период учёбы в училище счастливым?

— Да. Самостоятельным и счастливым.

Тянул шею, чтобы море увидеть

— В 2012 году вы окончили училище имени Нуреева и два года работали в активно гастролирующей труппе, повидали мир…

— Вообще я мечтал попасть в Мариинский театр, но это была такая мечта-золотая птица. После выпуска колебался, куда пойти — можно было и в Башкирский театр в Уфе, но сердце тянуло меня ближе к Санкт-Петербургу, к Мариинке… И тогда моя девушка Лилия Бережнова сказала: вот есть гастрольная труппа в Питере, давай попробуем. Нас приняли — и началось…

— Прилетели, репетиция, спектакль, переезд, репетиция, спектакль?

— Да. Бывало, что и по два спектакля за день, потом вечером — в автобус, едем в другой город. Так что запасались спальными мешками, да чтобы помягче, потому что спина после спектакля болит, не дай бог, защемление, а тебе завтра танцевать… Но мы были молодые, сил много, всё это легко переносилось. Зато и правда посмотрели мир. Считаю, что поступил тогда правильно.

— В 2014 году вы приехали во Владивосток, в тогда ещё Приморский театр оперы и балета…

— Да. Вместе с Лилией. Она родом из Владивостока, когда узнала, что здесь театр оперы и балета, сразу же сказала мне. Я говорю: «Что ещё есть во Владивостоке? Море, природа? Отлично! Едем». И приехали.

— Когда вы только приехали во Владивосток, какое впечатление произвёл на вас город?

— Мы прилетели 9 мая рано утром, мечтали попасть на парад, но не успели, однако всё же погуляли по центру города, где ещё продолжался праздник.

Конечно, я был взволнован и романтически настроен: море! Море! Помню, мы ехали по низководному мосту на такси и я всё тянул шею, чтобы увидеть море.

Когда приехали в город и вышли — поёжились. Было ощутимо холодно, ветрено и моросило. Романтика чуть-чуть развеялась (смеётся). Но потом увидел панораму на Золотой мост — и снова вернулось чувство, что мы в каком-то волшебном городе.

А уж когда пришло тепло, мы стали ездить на природу, я окончательно влюбился в это место.

С Мариинкой навсегда

— Очень скоро Приморский театр стал Приморской сценой Мариинского театра — и ваша мечта танцевать в Мариинке стала явью. Вы обрадовались?

— Да! Я мечтать не мог о том, чтобы попасть в Мариинку. Во-первых, уже возраст мешал, мне было 25 лет. Во-вторых, чтобы попытаться попасть в такую труппу, надо было полностью отдаться репетициям и это шло бы в ущерб работе… А тут… Театр стал частью Мариинки! Я был безумно счастлив — и за себя, и за Лилию, и за Владивосток, ведь такой статус театра — это огромные возможности и с точки зрения постановки новых спектаклей, и с точки зрения известности.

— Вы уже побывали на гастролях на основной сцене Мариинского театра, и вашу работу очень хвалили петербурские критики…

— И это счастье!

— Можно ли сказать, что свою профессиональную жизнь вы сейчас связываете именно с Приморской сценой Мариинского театра?

— Да. У нас в труппе очень доброжелательная, очень тёплая рабочая атмосфера — и это несмотря на то, что во Владивосток слетаются выпускники из училищ со всей России. Но здесь они собираются в единый, очень здоровый коллектив, профессиональный и требующий от каждого максимальной отдачи. У нас царит рабочая атмосфера и аура искусства. И это главное.

— Ощущаете ли вы некую ответственность — как солист Приморской сцены Мариинского театра — по отношению к более молодым коллегам, например?

— Разумеется. Солист — это породистость, это академизм, это сила, и в каком-то смысле — образец для других. На солиста все смотрят. И в какой бы ты партии не вышел, ты должен выложиться на все сто, показать такое мастерство, чтобы на тебя хотелось равняться. И в поведении за кулисами, вне театра ты тоже должен быть образцом.

— Балетные рано уходят на пенсию — такая работа. Вы задумывались над тем, что впереди?

— Я бы хотел танцевать максимально долго, в классических партиях, например, в характерных. И для этого я каждый день работаю над собой, над своим телом. Даже в отпуске, пусть и не так сильно, но обязательно.

А в перспективе хотел бы работать с детьми. Это очень сложно, но… Дети — самое главное, помочь им стать на ноги, найти правильный путь в жизни — это важно. В своё время так помогли мне.

Весь в золоте на сцене

— Есть ли спектакль, который ещё не поставлен на Приморской сцене, о котором вы мечтаете?

— Есть парочка. «Шопениана», я думаю, подошла бы нашему театру, потому что приморский зритель уже подготовлен к классическим балетам. Может быть, ещё «Спартак» — какому мальчишке не хочется станцевать такого героя?

— Тяжело поднимать балерину?

(смеётся) — Это зависит, например, от партии, которую ты танцуешь. Есть те, где сложность идёт по нарастающей, поддержки всё выше и выше, а элементы всё сложнее и сложнее. Тогда да, под конец, бывает, устаёшь.

И тут важно ежедневно давать нагрузку на плечи, на руки, чтобы они были крепкими. Но здесь важно не переусердствовать, потому что все в фигуре танцора должно быть гармонично. Есть и такие, кому по сложению, по структуре тела идут бугры мышц на руках. Но далеко не всем.

— А падать приходилось на сцене?

(смеётся) — Приходилось. И на премьере тоже. Ещё до приезда во Владивосток у меня такое было… В самом конце спектакля… До сих пор помню.

Да и здесь, уже на сцене родного театра… Танцевал партию Шута в «Лебедином озере» (6+) — и упал. Вскочил, конечно, тут же. А в руках у меня, как и положено в этой партии, был бубен, я сразу почему-то в него ударил… И продолжил танцевать. Потом говорю ребятам: видели, я упал? А они: мы не заметили! Как так? А потом я понял, что это же партия Шута, и всем, кроме меня, показалось, что так оно и должно быть. Шут же…

— У вас большое количество партий, причём в очень разных балетах. Вот, например, «Конёк-Горбунок» (6+), на мой взгляд, балет, где от артиста требуется именно актёрская игра — в неменьшей степени, чем мастерство танцовщика.

— Да. Когда приехали педагоги ставить этот балет, меня назначили сразу на три партии — одного из коней, Спальника и Ивана. Мне очень сложно давались и Иван, и Спальник. Потому что много актёрской игры, жестов, движений рук, которыми выражалась связь между персонажами. Мы с Лилией до полуночи и перед зеркалом, и записывая на телефон, отрабатывали положение кистей, головы… Партия далась нелегко, но премьера прошла на ура!

— Я видела вас в танце Золотого божка в «Баядерке» (12+), на мой взгляд, эта партия — просто пасхальное яичко, великолепна и изумительна…

— Спасибо. Да, тоже непростой номер. Во-первых, тут нельзя дышать ртом. Совсем. Оно вообще не рекомендуется на сцене ртом дышать, но бывает, случается. А в этом номере — ни в коем случае! Ведь это — статуя бога, лицо полностью бесстрастно и закрыто. И движения должны быть именно такими, как у статуи, завораживающими и в то же время очень гладкими, пластичными.

— А то, что вы весь покрыты золотой краской?

— Мне повезло (смеётся). Номер несколько артистов готовили, и на них первые эксперименты с краской проводились. Мне уже досталась та, что была признана самой подходящей. Но и то — я её 40 минут смывал потом.

— Оперные солисты рассказывали: иногда режиссёр или художник по костюмам такое придумает, что жизнь мёдом не кажется. А балетным приходится сталкиваться, например, с неудобными костюмами?

— Было дело. В «Жар-Птице» (6+) я танцую Кащея. Его костюм тяжеловат за счёт разных вставок, килограмма два весит. Немного? Но сначала надо привыкнуть к тому, что на тебе лишних два килограмма. К тому же в нём очень жарко. Но… Жаловаться не надо! Просто репетируй, привыкай, а потом выходи на сцену так, словно ты и не испытываешь дискомфорта. Главный закон театра: зритель не должен замечать, тяжело артисту или нет. Артист балета должен порхать, как перышко. И за этим стоит огромный труд!

Куда же без десерта?

— Вы уже 10 лет во Владивостоке. Полюбили город?

— Да! Иначе невозможно. Лилия показала мне прелесть приморской природы — Аскольд, Триозёрье, другие изумительные места… А в море, в купания я влюбился сам. Вот парусный спорт, которым Лилия увлекается, я долго не мог принять, было как-то дискомфортно от мысли о выходе в море… А потом… Потом появилась любовь к рыбалке. На катере с друзьями или просто с удочкой с берега. Замечательно!

— Существует немало стереотипов об артистах балета. Один из самых частых — диета. Два яблока в день и кусочек шпината…

— Наверное, есть такие, кто на самом деле так питается, но это уже скорее фанатизм. Жить без мяса — и откуда тогда брать энергию для работы? Ведь у нас повышенная отдача энергии — я за спектакль могу два килограмма скинуть. Их же нужно набирать, причём правильно — нормальным питанием, здоровой пищей, а не лежанием на диване.

Так что моя еда — мясо, курица, рыба, овощи, без них никуда. Обычная наша с Лилией еда, из простого, когда приходишь после спектакля: курица с картошкой в духовке и салат. Вкусно и просто, и питательно. Белок перед сном и зелень — обязательно.

— А сладкое вы любите?

— Да. Куда же без десерта. Но с пониманием: лишнего не надо.

— Ещё один стереотип: балет — работа через боль.

— Да, это так и есть. Становление артиста — это переход от более лёгкой партии к более сложной, это увеличение нагрузок, когда болит всё тело, а возможности передохнуть просто нет. Приходилось танцевать с растяжениями, с травмами, потому что если не ты, то другой, а отдавать партию, которую ты готовил долго и упорно, не хочется. Или — это очень часто бывает у балерин, — когда на ногах появляются мозоли. И они танцуют, преодолевая эту боль, пока мозоли не станут каменными. Так что умение терпеть, по-спартански преодолевая себя, — это у балетных в крови.

— И самый, наверное, частый стереотип о жизни балетных — коварство и подлость, процветающие в этой среде. Стекло в пуанты, клей в костюм… Каждый фильм о балете, каждый сериал без этого не обходится.

— Увы, я знал такие примеры. Давно. Сейчас, поверьте, поколение уже растёт и приходит в театр другое. У них другая установка: стать первым не за счёт подлости, а за счёт здравой конкуренции, за счёт своих способностей. Докажи, что ты лучший своей работой.

— Балетным свойственны перфекционизм, стремление быть первым всегда?

— Это воспитывают в нас с училища, в разумных пределах, конечно. Ты должен стремиться всегда быть лучшим — лучше самого себя. Артист балета должен стремиться к идеалу. Особенно у ведущих солистов — породистость быть должна, такая, чтобы и зритель видел и оценил. Максимально дисциплинированным и собранным необходимо быть.

— Ещё один стереотип о людях искусства даже, не только о балетных — полная хозяйственная беспомощность. Вбить гвоздь и починить кран — можете?

— Могу. Но в выходной день. Хотя его мы чаще всего проводим, лёжа на диване, разве что быстро на машине или на автобусе съездишь по делам, — и домой. На диван (смеётся). Так что лучше, наверное, вызвать мастера. Но! Мужчина всё же есть мужчина и какие-то азы хозяйственности он обязан уметь. Так что кран починю, а вот холодильник — предоставлю специалисту.

— Хватает ли у вас времени на хобби? Или работа забирает вас целиком?

— Наша работа — это с утра до ночи. Но… Лилия вот и рисует, и вышивает. И любит фотографию. Вот и я этим искусством увлёкся. На что-то ещё времени не хватает. На первом плане — работа, потому что много ещё не сделано в моей профессии и очень хочется многое успеть.