Сила в слабости?
На это место во Владивостке всегда приводят японских туристов. Этот сквер неприметный, да и гуляющих в нём много не бывает… Напротив фабрики «Приморский кондитер», рядом с РусГИДРО и поликлиникой УМВД примостился он — скамейка, несколько чудесных сакур, клумба… И памятный знак. Напоминающий о том, что здесь до 30-х годов прошлого века располагался храм Урадзио хонгандзи — владивостокского отделения буддийской школы из Киото Ниси хонгандзию. Иногда гиды говорят проще — японская кумирня…
Об этом храме и о Владивостоке, который стал судьбой, написана книга «Сирень и война», о которой «ВостокМедиа» уже рассказывало. Ее автор — Ёнэко Тоидзуми, супруга последнего настоятеля храма. Она приехала в наш город ребенком, выросла здесь, училась в русской школе и даже в университете, здесь встретила свою любовь, вышла замуж, родила первенца.
На долю госпожи Тоидзуми выпало немало горестей. Вместе с мужем после Владивостока она жила в Маньчжурии. Вместе с детьми после окончания войны с Японией оказалась в лагере для перемещённых лиц, по сути — для гражданских японцев в Китае (её супруг был отправлен в лагерь для военнопленных). Перенесла голод и болезни, потеряла ребёнка… Много лет ждала возвращения мужа из плена. Тащила на своих хрупких плечах семью, не сдавалась даже в самые тяжелые времена. Возможно, именно Тоидзуми-сан — та самая идеальная японка, которая чем-то сродни русской женщине. В сложной ситуации и коня на скаку, и в избу горящую… Хрупкая, нежная… Но удивительно сильная.
Уже будучи в весьма почтенном возрасте, Ёнэко-сан не раз приезжала во Владивосток. Собственно, она и высадила первые саженцы в сквере на месте бывшего храма. Она уже ушла из жизни, а сакуры в сквере бывшей кумирни продолжают хранить историю её самой, её семьи и удивительной связи между маленькой японкой и Владивостоком, которая оказалась сильнее забвения.
След на камне
Рядом с бывшим корпусом общежития ДВГУ на улице Октябрьской расположен исторический и культурный объект, связывающий наш город с ещё одной японкой. Бунтаркой и феминисткой…
Это место также посещают все японцы, приезжающие во Владивосток. Литературный камень Ёсано Акико.
Кто такая Ёсано Акико? Одна из самых известных японских поэтесс, теоретик поэзии танка и синтайси, литературный критик, прозаик. Ёсано Акико перевела на современный японский язык классический роман X века «Гэндзи-моногатари» Мурасаки Сикибу. «Ахматова Японии», как её называли.
Её жизнь — готовый сюжет для хорошего фильма. Рождённая в стране с весьма суровыми традициями, касающимися женщин, она упорно шла вразрез, отстаивая свое право быть поэтом, быть счастливой… Семья ее отца была весьма зажиточной, и потому девушка получила великолепное образование, начала писать стихи и не побоялась отправить их в газету. Стихи опубликовали. А редактор газеты — его звали Ёсано Тэккан и он был весьма известным поэтом — пленил сердце юной поэтессы. Она полюбила женатого мужчину и не побоялась этого. Ушла из семьи, чтобы — вопреки воле родителей — выйти замуж за него, когда Ёсано Тэккан развелся.
Одной из первых в Японии она стала носить европейскую одежду, обрезала волосы, выступала в защиту прав женщин и матерей. Одна из первых японских феминисток, мать 11 детей, автор 24 поэтических сборников, автор стихов для детей, путевых заметок…
В начале прошлого века Ёсано Акико не побоялась одна отправиться из Японии в Париж, где работал Тэккан.
В 1913 году эта выдающаяся японская поэтесса прибыла во Владивосток на борту корабля, чтобы сесть на Транссибирский экспресс и пересечь всю Россию, а затем отправиться дальше в Европу. Во Владивостоке она написала одно из самых известных своих стихотворений. Оно высечено на камне.
Во всем мире установлено 240 литературных камней, пять из них посвящены Ёсано Акико. Из пяти один стоит в России, во Владивостоке. Остальные — в Париже, Осло, Даляне, Беркли.
Ёсано Акико и ее муж были очень счастливы в браке. И остались в истории японской литературы. А Владивосток может гордиться тем, что именно здесь было рождено стихотворение, полное любви и страсти…
Отправляюсь в путь,
О, Небеса! Подайте золотую мне карету!
О, Буря! Крылья мне расправь!
Благослови мой путь с Востока!
Я, чтобы встретиться с тобой, любимый,
Пройти готова хоть до края света.
Какой ты мужественный и надежный!
Как бесконечно я тоскую без тебя!
О, как безумно я тебя люблю!
Каким огнём моё пылает сердце!
Душа моя стремится, словно птица,
В Париж, на Запад, чтобы встретиться с тобой.
Японка — и японцу тайна…
Знаменитая японская актриса Комаки Курихара, снимавшаяся в весьма известных советских фильмах — «Москва — любовь моя», «Шаг», «Мелодии белой ночи», «Экипаж», в 2013 году входила в состав жюри кинофестиваля «Меридианы Тихого». График работы у неё был более чем плотный. И все же Комаки Курихара выделила несколько часов на то, что считала — после работы в жюри — самым важным своим делом во Владивостоке. Она посетила Пушкинский театр. Почему?
В 1915 году в зале Пушкинского театра давал представления знаменитый театр «Гэйдзюцудза», в котором играла великая японская актриса Мацуи Сумако. Она — в перерыве между двумя короткими пьесами — спела песню Катюши Масловой. Эта песня звучала в спектакле «Воскресение Толстого», который специально для Мацуи Сумако поставил основатель театра «Гэйдзюцудза» Симамура Хогэцу, любовь великой актрисы.
Жизнь Сумако Мацуи отчасти была примером жизни типичной японки конца XIX-начала XX века. Она родилась в многодетной семье, была отдана, как сказали бы в России, «в люди». Замуж её выдали по договоренности между семьями.
Однако на этом история тихой милой японки заканчивается и начинается история великой актрисы. Через год она разводится и выходит замуж за начинающего актера, с которым присоединяется к известной театральной труппе. Ещё через год разводится и со вторым мужем…
Сумако Мацуи стала членом труппы театра «Гэйдзюцудза». Она любила главного режиссера Симамура Хогэцу всем сердцем и он отвечал ей взаимностью.
Театр «Гэйдзюцудза» был новаторским. И даже провокационным для Японии! В «Гэйдзюцудза» отказались от традиций театров кабуки и но, играли спектакли в европейской манере. Ставили Шекспира, Тургенева, Чехова, Толстого…
В Японии изначально такое новшество приняли в штыки, но в Европе театр блистал! Затем его приняли и полюбили и на родине. Сумако Мацуи блистала в роли Норы в «Кукольном доме», а главной ролью ее жизни была роль Катюши Масловой в спектакле «Воскресение Толстого». Песню Катюши в Японии по сей день считают идеалом и первым образцом жанра «рюкока» — популярной музыки. Песня была написана специально для спектакля и соединяла в себе музыкальные традиции Европы и Японии. Пластинка с записью песни в исполнении Сумако Мацуи в Стране восходящего солнца разошлась тиражом в 200 тысяч экземпляров!
Вот эту песню актриса и исполнила во Владивостоке. Также труппа «Гэйдзюцудза» показала небольшую пьесу. Поскольку спектакли во Владивостоке шли на японском, русских зрителей в зале было мало, но почти вся японская диаспора пришла в Пушкинский театр. Газета «Дальний Восток» писала: «Пушкинский театр представил нам уголок Японии. Русской публики было очень мало, но японцы заполонили зал. Смокинги, пиджаки — и рядом кимоно. Японская колония пришла посмотреть своих артистов.
Я смотрел спектакль и должен сказать, что редко выходил из театра под таким впечатлением, как в этот раз. Труппа подобрана превосходно и пьеса даже при незнании языка смотрится с напряженным интересом. У исполнителей прекрасный и ровный жизненный тон, особенно у премьерши труппы госпожи Мацуи, дающей фейерверк тонких интонаций и движений».
В Японии Сумако Мацуи — это звезда на все времена, и места, где она выступала, священны для японских актеров. Вот почему Комаки Курихара посетила Пушкинский театр. Актриса признавалась, что с особым трепетом поднялась на сцену, где играла её великая соотечественница…
Судьба же Сумако Мацуи имела трагический финал. Когда основатель и режиссер театра «Гэйдзюцудза» умер от «испанки», она покончила с собой… Просила похоронить её рядом с любимым, но семья актрисы сделала все по-своему…
Кстати. Великий русский поэт Константин Бальмонт видел игру Сумако Мацуи, когда был в Японии. Под впечатлением от увиденного он написал стихотворение «Японке».
Японка, кто видал японок,
Тот увидал мою мечту.
Он ирис повстречал в цвету,
Чей дух душист и стебель тонок.
Японка, ты полуребёнок,
Ты мотылёчек на лету,
Хочу вон ту и ту, и ту,
Ты ласточка и ты котёнок.
Я слышал голос тысяч их,
Те звуки никогда не грубы.
Полураскрыты нежно губы, —
Как будто в них чуть спетый стих.
Всегда во всем необычайна
Японка — и японцу — тайна.
И между прочим, в 1916 году Бальмонт также выступал на сцене Пушкинского театра. Кто знает, может быть, он прочел и это стихотворение?