Сегодня, 16 февраля, день рождения отмечает экс-губернатор Приморья Евгений Наздратенко. После отставки в феврале 2001 года он перебрался в Москву и вернулся в регион только в декабре 2017-го. Вместе с новым главой Приморья, своим бывшим подчинённым Андреем Тарасенко посетил Дальнегорск: там он окончил школу и техникум, лучше всех бегал стометровку, играл на баяне в дни выборов, а потом работал горняком – дойдя до статуса президента компании «Восток». В связи с 69-летием самого Евгения Ивановича, а также с предстоящим 80-летием Приморского края и состоялось это интервью по инициативе РИА «Восток-Медиа».
- Евгений Иванович, во время нашего телефонного разговора сразу после назначения Тарасенко вы отметили, что ему досталось «очень тревожное хозяйство», будете помогать и постараетесь приехать до конца 2017 года. То, что приехали - знаю, а вот помогли ли уже в чём-то?
- Вообще-то он – достаточно самостоятельный человек. Но на любой вопрос, особенно связанный с моей профессией и прежней работой в горнодобывающей промышленности, существует какое-то мнение. Андрей Владимирович - больше командир атомной подводной лодки, капитан первого ранга. А в Дальнегорске – горные дела, предприятия «Дальполиметалл» и «Бор» (теперь это «Дальнегорский ГОК» - Прим. ред.). «Бор» относится к химической промышленности, «Дальполиметалл» - к цветной, но это всё – из одной сферы: руда, взрывы, переработка. Только разная продукция. Поэтому, естественно, он предложил мне послушать и сказать своё мнение именно по горным предприятиям. Причём там невозможно отделить производство от социалки.
Я почти 17 лет не был в Дальнегорске и в Приморье вообще. Было три крупных предприятия: «Дальполиметалл», «Бор» и «ТрестДальметаллургстрой». Процентов 80 - 85 всего, что есть в Дальнегорске, построил «Трест»; так вот сейчас ничего живого не осталось: ни производственного комбината, ни строительных управлений.
А если останавливаются «Бор» и «Дальполиметалл», то для кого будет строить трест? Когда я уезжал, коллектив «Бора» насчитывал 14200 человек, а сейчас нет и двух тысяч. Зарплата – 5 тысяч. «Дальполиметалл» тоже развалили, всё порезали на металлолом. Ещё был крупный коллектив – горнорудная компания, но она тоже непонятно кому попала сейчас в руки. Я заехал туда на территорию, но лучше бы не заезжал. Территория разделена на три хозяина, разные въезды; всё обшарпанное, грязное – какой-то ужас. Вы бы посмотрели, какая она была раньше. Японцы, канадцы – все страны с хорошими горными традициями, когда это видели, говорили: «Не вам надо к нам приезжать учиться, а нам к вам». Это было совершенно потрясающее предприятие.
Знаете, как-то нам очень сильно вбивали в голову неполноценность русской нации перед другими народами – что мы ничего не можем и нас нужно учить, как лапотников. Да, наверно, в лёгкой промышленности мы не были первыми на планете Земля, в автомобилестроении не были, в деревообработке, но у нас были вещи, с которыми мы были № 1 на планете. Это горнорудная промышленность – я имею в виду цветную, не угольную. Я – горняк.
Пенсия у бывших работников «Бора» в среднем 12 - 15 тысяч, зарплата – 5 – 6,5 тысяч. Но человеку ведь дожить надо до пенсии, чтобы получать её. Я смотрел местный телеканал: берут интервью у женщины на улице, спрашивают про зарплату – она говорит, что работает обогатителем на фабрике, получает 5700. «А сколько бы вы хотели получать?» - «Хотя бы 12 тысяч, я бы себе сапоги купила». И это – молодая женщина. Потом останавливают на улице парня с ребёнком: «А вы какую хотели бы зарплату, чтобы давала вам чувство самоуважения?». Он говорит: «Ну, тысяч восемнадцать». И это – горняцкий город...
Собственник у «Бора» есть, и претензии – в том, что этот «Бор» уже продавали-перепродавали уже раз пять-семь. Очередной собственник, как мне Тарасенко сказал, где-то в Лондоне, его там нашли, и с ним идёт торг, чтобы выкупить и передать «Ростеху».
- Почему у вас душа так болит за Дальнегорск? У вас там остались родственники?
- Нет. Но корни-то оттуда: хоть я и родился в Северо-Курильске, но с пяти лет жил в Дальнегорске. В садик там ходил, потом школу окончил. Служил на Тихоокеанском флоте, а потом опять учился – техникум, институт, ещё один институт. Сколько себя помню, я всё время учился.
- А это правда, что вы учились в музыкальной школе?
- Конечно, правда (смеётся – Прим. ред). Я ещё и закончил её, как ни странно. Поступил на класс аккордеона, но преподаватель всего год пожил в Дальнегорске, который тогда назывался посёлок Тетюхе, что значит «долина диких кабанов». Музыкальная школа у нас была – маленький деревянный барак, и желающих - человек 40 на одно место. Мне хотелось на аккордеоне играть, и я поступил. Но преподаватель уехал, и надо было что-то решать: на фортепиано учиться 7 лет, на баяне – 5. Естественно, я выбрал баян. Правда, когда уже в 8 классе общеобразовательной школы вовсю занимался спортом, то мучился: на боксе нужно было набивать кулаки, а в музыкальной школе, наоборот, разрабатывать пальцы – совершенно разные вещи.
Потом, когда призвали на срочную службу на Тихоокеанский флот, я взял в руки баян, и у меня уже ничего не получилось, всё подзабыл. Но музыкальную школу окончил, поэтому «Играй, гармонь» смотрю каждое утро, когда есть возможность. Некоторые песни мне нравятся – есть прекрасные, из народа.
И ещё – тогда нужно было в день выборов ходить по избирательным участкам, мы давали концерты на участках в школах. Нас ходило трое: один играл на мандолине, другой на контрабасе и я – на баяне. У тех - контрабас через плечо, мандолина в руках, а я таскал баян. Можете себе представить, что это был за кошмар – таскать баян по посёлку?
- А сейчас, если не играете, то, может быть, поёте? На семейных праздниках, например.
- Конечно. У нас есть караоке – и дома, и на даче. Я люблю петь песни.
- Евгений Иванович, я вообще-то не собиралась говорить с вами на политические темы, но раз вы сами упомянули о выборах, и уже совсем скоро 18 марта, скажите – пойдёте голосовать?
- В политической жизни не участвую, на госслужбе этого нельзя делать: я сейчас работаю советником генерального секретаря ОДКБ (Организация Договора о коллективной безопасности, военно-политический союз государств СНГ – Прим. ред.). Но на выборы, конечно, пойду – здесь, в Москве, где прописан. На мой взгляд, в стране необходимо сохранить действующего президента, поэтому я буду голосовать за него.
- Хотите вернуться в Приморский край?
- Нет.
- Почему? Вы же здесь многих знаете, регион возглавил хорошо знакомый вам по работе в Госкомрыболовстве Андрей Тарасенко, вы сохранили патриотизм и настрой на перемены.
- А что дальше? Многое ведь зависит ещё и от Москвы. Я тут бился за границы, бился за киловатт-час, прослыл непонятно кем – меня упрекали в сепаратизме. А министр по развитию Дальнего Востока Александр Галушка сказал недавно, что нужно понижать стоимость киловатт-часа, иначе он неконкурентоспособен с Китаем и Кореей. Галушку тоже обвинят в сепаратизме?
В Москве я ещё преподаю в горном институте, разные дисциплины. У меня семья там: жена, сыновья и внучки-двойняшки Тамара и Василиса - они просто роскошные. Им по 8 лет, и для меня они – просто богини. Я слишком люблю этих девочек. Бабушка может быть с ними строга, родители, а я их зацеловываю и балую, как могу.
- Ходите с ними в цирк, в парк на аттракционы?
- С удовольствием! И даже в «комнату страха». Они родились с разницей в 11 секунд, при этом очень разные. Тамара – бесстрашная, лёгкая, ей хорошо даётся иностранный язык, математика и русский, а Василиса – очень нежная девочка, больше лепит, рисует, и голос есть, поёт хорошо. Красивый ребёнок, но пугливый – прижимается, поэтому я всегда беру её с собой. Они обе для меня – ангелы.
- Скажите пожалуйста, чему вы учили своих детей и учите внуков?
- Дети учились, когда смотрели на отца. Просто представьте: я поднимался в 6:10 – 6:15 утра и уже где-то в 6:50 уезжал на работу на рудник. Домой возвращался в 11 вечера, когда два моих мальчика уже спали.
Понимаете, это был напряжённейший труд, и когда я услышал несколько лет назад, что, оказывается, мы были в застое, - какой застой? Кто был в застое, тот пусть про себя и пишет, что он был в застое. Особенно меня поразил диктор центрального телевидения Игорь Кириллов: мы ведь жили под его голос, видели такую огромную страну глазами журналистов. И вдруг диктор Кириллов говорит в одном из недавних интервью - «Да, конечно, экономика была в застое, но вот культура была на подъёме, сколько написали Пахмутова и Добронравов, другие». Но, по-моему, лучше бы он молчал. Это просто бессовестно – вот так вот оплёвывать целое поколение. Если ты был в застое, то и говори так о себе. А мы так работали, такое напряжение было в стране, что ой-ой-ой. Кириллов, который нам каждый день мораль читал по телевизору, - его где-то взяли, из нафталина вытряхнули, и он теперь рассказывает, в каком застое мы были.
Это моя биография, моя судьба, это моё время, и почему кто-то может оплёвывать его? Я работал вполне искренне, напряжённо. Свои первые часы заработал на производстве – наградили меня.
- Кстати, о наградах. Многие в Приморье помнят пожары и взрывы на складах ТОФ в девяностые годы. После ликвидации одного из них, в 1994 году, президент страны наградил вас орденом «За личное мужество». Это - самая памятная награда или есть другие, более ценные?
- По событиям – да, то была «тревожная награда» и неожиданная. А остальные, которые были потом – давайте назовём их чиновничьими. У меня тот орден «За личное мужество», кстати, ещё старого образца, довольно красивый: там ещё серп, молот.
- А какие у вас ещё есть награды и звания?
- (Смеётся) У меня нет фальшивых званий, а остальные есть. Я не кандидат наук, хотя в столе лежат две или три кандидатские. Некоторые институты хотели, чтобы я у них защитился или показался, но кандидатская или докторская диссертация – это большой труд. И этим должны заниматься профессиональные учёные. А когда чиновники все – сплошь кандидаты и доктора, это бред. Использовать своё положение – этого делать не надо. Поэтому, когда сейчас работает «Диссернет» и всех поверяют на плагиат, то я не волнуюсь: у меня нет этих кандидатских и докторских.
- Знаете, что мне нравится в вас? Что остались характер, дерзость – то, что, видимо, ещё с детства
- У меня знаете, что с детства осталось? Переломанный нос. На тренировке по боксу въехали, сломали перегородку. Потом уже, когда я работал в Москве, доктора предлагали прооперироваться, но я что-то не решился... Получил по физиономии: это было больно, но справедливо.
- Возвращаясь к вашей декабрьской поездке в Приморье: кроме Дальнегорска, где ещё были, с кем повидались?
- Когда прилетел во Владивосток, заехал к сыну – оставил чемодан и поехал на Лесное кладбище, которое мы назвали Четырнадцатым. Там похоронен работавший со мной вице-губернатором Евгений Краснов. Это был роскошный человек, а его убили – застрелили за то, что стал бороться с наркотой, условной арендой и всем прочим в Дальрыбвтузе. Я его назначил ректором института, когда уже ушёл с поста губернатора и стал председателем Госкомрыболовства... Женя провёл учёный совет, подъехал к дому. Водитель, жена и сын сидели в машине. А он вышел и получил пулю прямо в висок. Так и не нашли этого стрелка...
- Когда ходили по Лесному, не подошли к свежей могиле Виктора Черепкова?
- Нет, зачем? Он ушёл из жизни. Но есть момент, который поражает меня также как и с Борисом Николаевичем. Пока Ельцин был жив – мало кто вообще вякал что-то против него, а когда ушёл из жизни – стали поливать. У меня вопрос: а когда он был живой, чего молчали? Почему не отстаивали свои территории? Cосед мой – хабаровский губернатор по фамилии Ишаев умничал: «Я вынес за рамки переговоров Большой Уссурийский и Тарабаров». А чего ж вы потом проиграли Уссурийский и Тарабаров?! Начали с ним говорить, рассказывает: «Вызвали в администрацию президента, а там сказали: уходи с работы или подписывай острова». Так и уходи с работы, что ж ты торгуешь островами? В конце концов отстаивай свои взгляды, убеждения. Я тоже не мазохист: когда отстаивал границы и был против приватизации, понимал, что от того будут неприятности мне и моей семье. Но если ты стал губернатором – значит, отвечай за территорию, за край, за людей.
- В Дальнегорске встречались с одноклассниками?
- Да, но не всех получилось увидеть. В 2017-м как раз исполнилось 50 лет, как мы окончили школу, и я был одним из инициаторов, чтобы состоялась большая встреча одноклассников в сентябре. Директор школы Людмила Ивановна Бакарась организовала, но я, к сожалению, сильно простыл тогда и остался в Москве. А остальные наши собрались: приморцы, ленинградцы, хабаровчане… В декабре уже не все были, но, тем не менее, приехали, несмотря на морозы под 30 градусов. Я собрал своих одноклассников, и, знаете, меня поразила фраза одного из них... Мы лет 40 не встречались, не разговаривали; он узнал мой номер, позвонил и говорит: «Евгений, а ты знаешь, нас ещё немало здесь, живых».
Посетил школу и даже встретился с несколькими учителями, кто преподавал у нас – можете себе представить? А как им тяжко живётся, моим одноклассникам, – это просто ужас. Отработали по 45 лет – кто в «Дальполиметалле», кто под землёй. Это очень тяжёлый труд, очень. Я в «Боре» отработал 11 лет и лет 14 – в «Дальполиметалле». Падающие заколы (куски породы – Прим. ред.), и ты весь переломан, весь в шрамах – ноги, плечи... У меня самого шрам длиной 33 сантиметра. Где-то сомнёт тебя порода, где-то ударит камень. Это тяжёлый труд – под землёй.
Меня спрашивают: «Чего ты всё цепляешься за приватизацию?». А это всё звенья одной цепи. Четыре или пять раз перепроданный комбинат «Бор». Его перепродавали вместе с людьми, как с крепостными. Вот они и привязаны. Кто мог – разъехался: было 60 тысяч, осталось 35. Поверьте, реально это не 35 – это максимум 15 тысяч. Просто уехали. Вот во что превратился этот город.
Геологи, бульдозеристы, экскаваторщики, проходчики, маркшейдеры, которые работают сейчас в горной промышленности в Якутии, в Амурской области или в Магадане, - многие именно из Дальнегорска. Они не хотели умирать – они уехали зарабатывать.
Но что случилось? Мировые цены были хорошие. Что случилось вместе с этой приватизацией? Один у другого начал перекупать предприятие, и начали сокращать всё, никаких ремонтов – ни текущего, ни среднего, ни капитального. Возьмут запчасти из остановленных цехов, и как-то крутятся еле-еле. Основные фонды загубили напрочь, карьер загубили напрочь. Что делать дальше? Им казалось, что они умные, эти умники, молодые мальчики, которые приезжали с охраной. Мэнэджеры (с презрением - Прим. ред.). Сейчас стоит вопрос о том, чтобы выкупить «Дальнегорский ГОК» у его нынешнего хозяина, который за границей, и чтобы дальше им занимался «Ростех». Собственнику предлагают сумму для выкупа, а он называет другую стоимость.
Допустим, у него выкупят. Но ведь нужно ещё две-три таких суммы вложить, чтобы запустить это предприятие: расшить карьер, заменить основные фонды. Такого карьера, месторождения хватит ещё лет на 200. Там были пленные японцы – из частей Квантунской армии, которых раскидало по Сибири и Дальнему Востоку: так вот один пленный, видимо, очень умный был - посмотрел, поползал по сопке и говорит: «Какое месторождение! Другого такого нет на планете Земля». Понимаете? И так обидно слушать людей, которые не знали свою страну и вбивали нам в голову неполноценность нашей нации. Так вот «Бор» только при мне раза три получал «Золотую ветвь» мирового знака качества. В мире не было предприятия с такой квалификацией рабочих: человек 700, наверно, было с высшим образованием. Представляете, какая сказка, какая квалификация инженерно-технических работников!
Есть два вида собственников: одни сами создают предприятие - с нуля, и отношение соответствующее, ценят; и есть те, кому досталось в результате приватизации. Для хозяина, который сидит в Лондоне, - это просто крепостные, и его не волнуют социальные моменты – детские сады, ясли, школы. Если бы часть прибыли шла на социальные моменты, было бы другое дело. Или налоги бы платили для города. А сейчас – ни того, ни другого. Поэтому надо или выкупить предприятие, или забрать.
- Вы, насколько знаю, встречались и с новым мэром Владивостока Виталием Веркеенко. Это была ваша инициатива или его?
- А вы работаете в Следственном комитете? Вы, журналисты, часто так ставите вопросы, как следователи.
Давайте скажем – обоюдное. Я считаю, что это правильное назначение. Не знаю, по какому принципу отбирали, но я его знаю. Это порядочный парень. Он будет работать, и ему будет стыдно, если что-то пойдёт не так... Это город, и всегда что-то будет получаться, а что-то нет, но вопрос идёт о том, чтобы не прилипало к рукам.
- В смысле - чтобы не было соблазнов и не брал лишних денег?
- Ну а за что мэров садят, расстреливают?
- Но он сказал, что готов изменить эту негативную тенденцию – закатать рукава и двигаться вперёд
- Я верю. Веркеенко будет работать. Он – интересный парень.
- А Тарасенко интересный?
- Да. Но они разные.
- Как вам первые шаги Тарасенко?
- Я не со всеми его кадровыми решениями согласен. Но, главное, что он искренне берётся и пытается что-то сделать. Хотя это будет непросто. Взять даже ситуацию в Дальнегорске, где раздавили и уничтожили огромные мощности. Разогнали учебно-курсовой комбинат - и «Дальполиметалловский», и «Боровский»; потеряли специалистов. Я пока не очень понимаю, как легко это будет, получить специалистов-обогатителей из Томского института, откуда их получали раньше. Надо чтобы заработало предприятие, чтобы им было куда ехать. Треть жилого фонда стоит брошенная: ни окон, ничего.
- Мне интересен момент, когда человек работал на одном месте и вдруг понимает, что он хочет пойти выше. Вот у вас когда произошёл этот момент?
- Никогда.
- Как же вы тогда стали губернатором?
- Я был директором крупного горного предприятия. К власти пришёл Михаил Горбачёв, и он всё время пытался что-то найти – какие-то формы экономики, поэтому были хозрасчёт-1, хозрастчёт-2. Я этим моментом как-то воспользовался и обратился к министру цветной металлургии Петру Ломако – с просьбой разрешить нашему предприятию 450 человек управления оставить на госслужбе, а рудники назвать: артель «Север», артель «Юг», «Запад» и так далее. Почему? Потому что там разрешался суммированный учёт рабочего времени и значительно возрастала зарплата людей. А люди ведь и тогда жили, и сейчас живут потребностями: машина, гараж, квартира, мебель, обучение детей. Не все ведь рвутся в олигархи... Потом меня избрали народным депутатом Российской Федерации по северным районам: Лазовский, Тернейский, Кавалеровский, Дальнегорский. Я стал депутатом и поехал на съезд в Москву. Тогда ещё не было Государственной Думы – мы только на съезды приезжали. А потом Борис Ельцин как-то предложил мне возглавить Приморский край, но я отказался: посчитал, что моё дело – руководить горным комбинатом. Ну а когда оказалось, что у моего предшественника Владимира Кузнецова за два года на посту главы администрации получилось 605 дней командировок за рубежом - он хорошо знал иностранные языки и почти не приезжал в край - Ельцин снова вызвал меня. И тогда я уже пошёл. Хотя надо было мне оставаться в горной отрасли – я был бы достаточно значимым среди промышленников.
- У вас есть желание написать о своей жизни?
- Не знаю. Я пока довольно интенсивно живу, тружусь. А вот если наступит пауза... По крайней мере, мозги держат много интересного, но я не задумывался над этим. Хотя предложения написать книгу поступали – да.
- А чьи книги читаете, кого любите из авторов?
- (Смеётся) Я настолько запоем прочитываю ряд газет и книг, что мне кажется – скоро начну зрение терять. Если куда-нибудь еду – в командировку или на лечение, то набираю стопу книг. Читаю и на ходу, и сидя, и в самолёте. Самый большой багаж книг был начитан, наверно, в 9 – 10 классах. Мог прийти со школы и склоняться над книгами – кроме тренировок. Отца у меня не было, и мы с мамой жили бедно. У меня ещё есть сестра: она старше меня, училась в мединституте, поэтому мамина зарплата делилась просто на крохи. А я занимался спортом, и мои рекорды как школьника в Дальнегорске никто так и не побил до сих пор. По крайней мере, за 50 лет после окончания мною школы не приблизился ни один мальчик – к тем секундам на 100 метров чистыми. Почему я говорю «100 метров чистыми» - потому что есть ещё 110 метров бега с барьерами. Я и барьеры бегал.
- То есть стремление побеждать, лидерство – это у вас было с детства?
- Не знаю, кем я был, но старостой класса я был все годы, конечно. Много тренировался – на тренировки в спортзале лёгкой атлетики уходило три часа в день. А остальное время читал, причём не отдельными произведениями, а полностью все 11-12 томов Жюля Верна; у Сергеева-Ценского роман «Севастопольская страда» и всё остальное, хотя он читается тяжело, но надо было тоже знать. Если брал Юрия Германа, то всю трилогию: «Дело, которому ты служишь», «Дорогой мой человек» и «Я отвечаю за всё». А такие книги как «Айвенго», «Кондуит и Швамбрания» я прочитал в 6-7 классах.
- Евгений Иванович, сегодня вы принимаете поздравления с днём рождения. Что вам пожелать и что вы желаете сам себе? Чего вам хочется?
- Мне хочется абсолютного спокойствия – чтобы мы нигде не воевали и не защищали ни дальние, ни ближние подступы. Мне хочется, чтобы всё было направлено на то, чтобы легче было жить и воспитывать детей. Я увидел недавно по телевизору, как мужчина сделал изобретение, и ребёнок, который с рождения сидел с ДЦП - при этом с головой у него всё нормально, а вот ходить не мог – и он начинает ходить. И он так радуется: неужели он будет среди сверстников, такое же право на жизнь получил. А мужчина говорит: «Мне бы ещё денег, и я бы закончил эту разработку, чтобы вообще нормально было. И чтобы увеличить количество этих аппаратов». Вот, понимаете, куда нужно деньги давать?
Ещё вот такой момент. Мы повезли внучек в санаторий, а там за 6 дней нужно заплатить 26 тысяч за каждую девочку. А вы пробовали обуть, одеть двух девочек? Поэтому я и говорю: дотируйте те магазины, фабрики, которые выпускают всё детское. Дотируйте тех, кто занимается с детьми в кружках, чтобы они не были платными, эти кружки. Вот куда стране нужно деньги тратить.
Поэтому у меня желание – чтобы в этой стране было комфортно жить. А то я знаю нескольких человек, у которых выросли такие прекрасные дети – им уже по 34 - 35 лет – и все уехали, в разные страны. Знаете, мне это – как по сердцу. Как бы в этой стране всё наладить? Когда я работал – 9 миллионов долларов отдавал институтам, чтобы талантливые дети оставались и учились в Приморье. Почему я бился за каждый киловатт/час, чтобы все предприятия работали – понимаете? И чтобы жили по результатам труда своего, а не по каким-то дотациям.
С Евгением Наздратенко беседовала Оксана Киселёва